Місія
Любовь же к искусству началась с мамы – по счастливому стечению обстоятельств в 80-х она работала в Союзе художников Украины . С тринадцати лет я постоянно слышал фамилии художников старшего поколения и видел какие-то «объекты». Поэтому моя личность формировалась под влиянием этих эпизодических знакомств с искусством.
Мой организм уже тогда был «натренирован» для восприятия искусства: в двенадцать лет отец повел меня в Эрмитаж, и мы три дня посвятили только ему. Как спортсмена, меня намного больше тянуло к искусству, чем, скажем, к философии. Я начал читать классическую литературу , начал слушать классическую музыку, изучал художественные альбомы и регулярно общался с художниками. Это многое мне дало. Сейчас, когда я открываю современные каталоги, я часто вижу тех же художников, которых помню еще с восьмидесятых годов – Криволапа, Животкова, Чичкана-старшего, Сильваши … В пятнадцать лет мне стало интересно, кто такие импрессионисты, и что такое искусство?
В тяжелых 90-х, когда все мысли были сосредоточены на выживании, я в какой-то момент осознал: мне все равно, буду ли я ездить на Toyota Саmгу или в Rolls Roys. Но есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Это общение. А также удовольствие, которое получаешь, когда смотришь на произведение искусства, удовольствие владения им. Я не понимаю подпольных коллекционеров, которые покупают краденные работы и вывешивают их в подземном бункере, тихо наслаждаясь своим «владением». Я чувствовал, что мне не хватает общения с художниками, с миром искусства и радости владения этим искусством. В теории сработала «пирамида Маслоу»: были удовлетворены все базовые потребности, и меня потянуло к чему-то более тонкому. В конце 90-х у меня была квартира, машина, я заканчивал Академию легкой промышленности и общался с соответствующим кругом людей из модельно¬дизайнерского мира. Но потом меня потянуло на классическую музыку, и я начал продюсировать концерты. На каком-то этапе я осознал, что являюсь человеком достаточно материальным, может быть, даже меркантильным. Музыка же – эфемерна, а искусство хорошо еще и тем, что его можно потрогать. У каждого человека должна быть какая-то гуманитарная составляющая его личности, и я выбрал изобразительное искусство. Как материальный человек, я сосредоточился на живописи. Когда мне было двадцать четыре, художник Петра Бевза назвал меня культуртрегером, и это слово послужило определенным толчком в нужную сторону. Мне нравились истории таких фамилий, как Терещенки, Гуггенхаймы, и у меня появилась дальновидная цель – чтобы через 150 лет моя фамилия звучала так же. Это тщеславие, которого я не стесняюсь.
Моя деятельность как мецената началась, наверное, с возмущения, которое я испытывал как пиарщик и продюсер. Я не понимал, почему нефтяные магнаты и прочие люди при деньгах тратят их на шоу и подобные развлечения. Огромные деньги выбрасываются на ветер, не оставляя никакого следа. С другой стороны, мне всегда претило мнение, что «художник должен быть голодным». Я понял – нужно начинать с себя. Можно сколько угодно сопереживать, но от этого ничего не изменится. Есть три категории людей, которые тратят деньги на гуманитарные проекты – это меценаты, спонсоры и рекламодатели. Мне импонирует первое, и как бы затерто это не звучало, для меня это – выполнение социального долга. Я считаю, что люди, зарабатывающие деньги, должны эти деньги людям искусства. Этот алхимический брак – денег и искусства – сравним с взаимодействием мужского и женского начал: одни умеют зарабатывать деньги, и они должны их отдавать, не спрашивая почему, тем, кто умеет творить. И должны творить! Отдавать, но получая. Как было написано на знаменах римских легионов: «Для того, чтобы взять, нужно дать». В идеале – таким людям, которые творят, не паразитируя. В маркетинге есть понятие уникального товарного продукта. Продукт художника – это эмоции, которые я получаю, когда смотрю на произведение или владею им. Это как эмоциональный секс, не всем понятен. Ведь невозможно объяснить глухому удовольствие от прослушивания музыки, Энштейновскому человеку, который живет в двух измерениях, – что существует третье измерение … С другой стороны, как меценат, я получаю огромное удовольствие, когда наблюдаю рост художника, которому помогаю. Я радуюсь за Антона Логова, и мне больше ничего не нужно, даже те небольшие знаки внимания, которые он оказывает мне и моей семье.
В 1998 году я создал общественную организацию под названием «Ассоциация защиты частных инвестиций». В моем распоряжении оказался шикарный офис на Льва Толстого: 200 метров площади и высота потолков 4,5 метра. Смотря на это роскошное пространство с почти пустыми стенами, я загорелся идеей организовать здесь выставку художников. Один из членов Ассоциации Капустин поддержал эту идею. Уже не помню как, я познакомился с Петром Бевзой. Он и еще двое художников, в том числе Алексей Литвиненко, называли себя тогда «обществом куртуазных маньеристов Валерия Чкалова» – по имени скульптуры на улице Гончара, где они часто собирались. Нефигуративное искусство меня зацепило за живое. Одной из работ на выставке был буквально заряженный энергией красный диптих. Я не мог смотреть на него дольше одной минуты – меня просто разрывало на части. Также были абсолютно буддийские работы Леши Литвиненко. У Леши Деревянко было невообразимое дерево. На выставке я также познакомился с Олегом Сидором-Гибелиндой, который произнес невероятную речь о мотивах творчества. Эта выставка стала определяющей. Именно тогда я понял силу слова, искусствоведа. Я впервые ощутил, какое удовольствие можно получить от присутствия произведения искусства. Я получил возможность почувствовать потенциальную радость полного обладания, когда повесил не свою еще работу у себя в кабинете. На выставке была и Наташа Герасименко, которая познакомила меня с Оксаной. У Оксаны с собой случайно оказались графические работы. Я купил одну из них за пятьдесят долларов, и мы договорились о покупке еще пяти работ в течение следующих трех лет. Эта графическая работа и стала первой работой в моей коллекции.
Я ясно понимал свои предпочтения. Сначала это была спонтанная и вполне понятная декоративная графика. Потом мне очень понравилось нефиrуративное искусство, работы Бевзы и Сильваши. Они дают большую волю фантазии. Достаточно долго я полагался только на свой вкус, но потом, общаясь с Бевзой и другим художниками, начал понимать намного больше. Мой первый визит к художнику – Олегу Тистолу, произошел просто. Я взял его телефон у Бевзы, позвонил и попросил посмотреть работы. Я выбрал ровно на десять тысяч долларов, которые были у меня в кармане, и унес его работы. Так же получалось и с другими художникам – Блудовым, Маценко, Мариной Скугаревой. Я увидел нечто особенное в их работах.
В этот период я общался с различными галеристами. Здесь я не увидел ничего – ничего, кроме желания «делать деньги». Я понял, что существует определенная система – группирование художников около каждой галереи. Иногда мне пытались всунуть нечто, думая, что я просто «человек с деньгами». Естественно, последовало переосмысление всего, возникла пауза. Я понял, что мне не хватает профессиональных советов людей, которые находятся вне рамок институций и групп. И после Петра Бевзы таким человеком стал Павел Гудимов. К тому же, мне всегда была интересна его история- как музыкант стал галеристом. И поскольку я не доверяю ничьей точке зрения на все сто процентов, у меня сформиравался принцип трех мнений. Если и Павел, и Петро согласны с моим выбором того или иного художника, произведения, направления, я делаю этот выбор. На формирование моей коллекции также очень влияет моя дочь Катя. Её я тоже «приобщил» к искусству, и сейчас уже речь идет не только о моей коллекции, но и о нашем выборе. Например, последние работы Никиты Кравцова в нашу семейную коллекцию попали благодаря Кате. Я начал показывать дочери художественные альбомы, когда ей было еще полгодика. Тогда ей не понравился Рубенс, а единственное, что понравилось -импрессионисты. Как отец, я даю ей право выбора. Кроме любимых работ у меня также есть и те, которые я купил просто для коллекции – потому, что сейчас положено иметь произведение какого-то художника. Так у меня появилась небольшая работа Ройтбурда.
Мне вообще нравится «музейный формат» картин. Я частный коллекционер, а не национальный музей, и выбираю те работы, которые могу повесить на свою стену, которыми я могу наслаждаться, Иногда вечером я просто захожу в комнату, включаю свет и смотрю на «руку» Равского. Когда приезжаю-сбегаю в Петрушки, беру маленькую рюмочку кальвадоса и долго смотрю на четыре дороги чрезвычайно талантливой художницы Марины Скугаревой. Я медитирую на эти картины … Большие полотна так невозможно охватить. К тому же, у меня средние по площади выставочные пространства, запасники. Но если у меня будет больше пространства и возможность покупать и экспонировать большие работы, я буду это делать. Моя мечта – иметь культурный центр, такой скажем, как у Виктора Пинчука, Я очень уважаю его за то, что вопреки непониманию, он занялся тем, от чего получает удовольствие.
Многие работы коллекции я купил по наитию. Особенно это касается сакральных символов. Когда я увидел Кресты Бевзы, то понял, что не могу их не купить.То же самое было с работами Антона Логова. Я выбрал эти кресты на ГОГОЛЬFЕSТ в 2012-ом, на проекте neofolk. Когда я бываю на подобных мероприятиях, то стараюсь отключать мозги и воспринимать произведения искусства интуитивно. Тогда моя душа сама подсказывает, что мне нужно покупать, а что нет. Даже если зксперт, к мнению которого я прислушиваюсь, скажет, что мой выбор – полная чушь, я все равно куплю работу, если она меня зацепила. Место для своих работ я выбираю тоже подсознательно. Для Крыма, например, я выбрал самые яркие работы, учитывая, что в Крыму все яркое. Они хорошо чувствуются там – рядом с запахом барабульки и сладкого вина, Киев – спокойный, сдержанный город. Петрушки для меня – зскипизм и духовные поиски. Кроме других работ, здесь находится и «Мадонна» Cepreя Якутовича.
Eщё одна моя цель – расширять коллекцию. Расширять свое мировоззрение и восприятие за пределы Украины. Поэтому мне была крайне интересна работа над программой MEMO-RANDUN с французскими художниками, в частности Эманюель Кастелан. Мне также очень понравилась выставка китайских художников на Первом биеналле в Киеве ARSENALE. Я никогда не думал, что искусство может быть настолько сильным. Это начало новой коммуникации и выход за пределы Украины сейчас, когда мне сорок, очень символичен. Сегодня в моих планах – вывести свою коллекцию на международный уровень, а MEMORANDUN – зто маленький, но необходимый шаг к фамилии Гуггенхайм.